Михайловна вдруг вспыхнула, хлопнула ладонью о столешницу:

— Перестаньте! Вот охота переливать из пустого в порожнее! Взрослые же люди!

«Интересная реакция на простой вопрос, надо попробовать…»

— Вы о чем сейчас, Татьяна Михайловна? — искусно изображая смятение, мягко спросил Гуров. — Я задел некую болевую точку? И вновь вынужден напомнить: если бы тут, в этом кабинете, находились бы люди, знающие абсолютно все местные сплетни, слухи и прочее… вас бы тут не было, нет?

Однако Татьяна Михайловна уже опомнилась, пришла в себя:

— Простите. На взводе я, столько всего навалилось. Не обижайтесь.

— Не буду, — пообещал полковник.

— Я подумала, вы про эту сплетню, что Сережка Зубков и Нинка… ну, вы понимаете.

Лев Иванович развел руками, улыбнулся белозубо: не понимаю, мол.

— Все вы понимаете, — вздохнула женщина, — да и я далеко не дура. Да, я знаю, Лялечка не дочь Дениса. У сына была первая, у Нины — вторая положительная, у Лялечки — третья группа крови.

— Ошибка возможна? — спросил Лев Иванович, осмысливая услышанное.

— Нет. У меня хранились их школьные медкарты. Но определенная группа крови далеко не всегда наследуется детьми. Еще можно допустить, что при взрослении группа крови может поменяться…

— А случайность?

Она покачала головой:

— Если только ради этого казуса отринуть все законы биологии.

— Нда-а-а-а… дела. Татьяна Михайловна, Денис об этом знал?

— Я ничего никому никогда не говорила, — отчеканила женщина, — и вас попрошу молчать, раз по моей глупости узнали случайно. Ляля — моя внучка, и точка. А Нинка эта…

Женщина назвала вещи своими именами, но немедленно попросила прощения.

— Ничего, я понимаю, — заверил Гуров, — а причастность Зубкова к случившемуся вы не допускаете?

Красивые, по-прежнему густые брови взлетели:

— Что-о-о-о? Да что вы, товарищ полковник! Сережа? Да безобиднейшее существо, конечно, нет!

— Знать бы изначально, кто на что способен…

— Нет, это я отрицаю, — твердо заявила Татьяна Михайловна, — так и запишите. Я с пеленок его знаю, даже если бы своими глазами увидела, не поверила бы.

— Кто же тогда? Может, есть идеи?

Однако она ответила бесцеремонно и решительно:

— Не знаю. Кто-то другой.

— Что ж, истекло сорок восемь часов, и отпустили Сережу? — поинтересовалась Мария. — А зря, зря. Классика жанра: настоящий убийца поймет, что с Зубкова сняты подозрения, и заляжет на дно…

— Не отпускал его никто, — утешил муж, — но сейчас не об этом, стало чем заняться. Как вскоре выяснилось, оптимизационное решение приняться вплотную за ближайшее окружение потерпевшего Дениса Романова оказалось абсолютно верным.

Зайченко и Сафонов, будучи освобожденными от туповатой и рутинной работы, взяли под козырек и без труда вышли практически на всех его одноклассников. Повезло и на этот раз: в основной массе те были не из летунов, почти все осели тут же, в Мокше, разве что некоторые потрудились отъехать на пару станций от нее. Опросили буквально всех бывших одноклассников, немногочисленных школьных друзей, выпускников городского училища.

И снова картина, которая сложилась по итогам изучения простой жизни простого человека, выбивалась за рамки обычной. Как минимум обескураживала и давала немало поводов для размышлений.

Глава 14

Шла бы речь о каком-либо громком имени, о народном любимце, звезде или спортсмене, можно было бы предположить, что понаехавших пришельцев-сыскарей пытаются убедить в том, что покойник был из чистого золота, а душа — алмаз.

Сдержанные панегирики старой учительницы Анны Георгиевны были развернуты, дополнены, разукрашены, трансформировались в колоссальную картину безупречной, практически ангельской жизни на земле.

Да и как иначе?

Достаточно посмотреть на все эти фото, представленные не только мамой, но и бывшими одноклассницами и даже одноклассниками, учителями, тренерами детской секции легкой атлетики и хоккея.

Разбирая все эти страницы летописи уже прерванной жизни — фото, записи опросов, медицинские документы, — Гуров не мог избавиться от мысли о том, что такого обаятельного человека было поискать: «С него плакаты бы писать, русского богатыря или просто надежду России».

Роста высокого, метр девяносто три, хорошо развит физически, он как будто родился красавцем с прямой спиной, не было у него и намека на обычные для высоких ребят недуги — сутулость, нескладность. Лицо, может, и не особо правильное, но очень запоминающееся, исключительно приятное, открытое, доброжелательное. Глаза большие, светлые, выражение такое, как будто всем всегда рад и всем доволен. Про таких говорят: светится изнутри. И улыбка — вот именно всемирно известная, гагаринская.

В городском техникуме, который окончил Романов, девушек было немного, учреждение готовило электриков, автослесарей, сварщиков, поэтому отработка тамошнего окружения завершилась быстро и без особых результатов.

Со школьными же связями пришлось покопаться, и очень скоро наметилась в них общая, генеральная линия: все люди, учившиеся с Денисом — причем как женщины, так и мужчины, — отмечали его исключительную чистоплотность именно в отношениях с женщинами.

За ним, как говорится, «бегали» многие девицы, но им приходилось довольствоваться лишь неизменно рыцарским, братским отношением. Были ли мальчишеские разборки по поводу девочек, девушек, женщин — нет, даже намек на это все опрошенные отрицали. Высказывались предположения, что, возможно, обиженные кавалеры делали попытки, но драк не получалось. Во-первых, Денис на самом деле никому никакого повода не давал, во-вторых, физически был отменно развит.

И вот такой по всем статьям безукоризненный человек женится на известной оторве, прожженной, познавшей все грани морального разложения. Это стало неожиданностью для всех. Или шоком, как выразилась завуч, она же классная руководительница.

Как это ни смешно, но многие друзья с Романовым прекратили общаться. Ну, это, допустим, дела темные, личные тараканы отдельно взятых граждан, а вот то, от чего отмахнуться никак нельзя.

Опросы бывших школьных друзей, подруг и просто знакомых Дениса Романова зафиксировали странное. Аналогично тому, как Нина несколько раз чуть не стала жертвой взрыва — в том числе и после того, как они с Денисом сыграли свадьбу, — выяснилось, что и вокруг Романова имела место некая турбулентность, пусть и иного рода.

Вскрылось, что с бывшими одноклассницами Дениса Романова начали происходить странные несчастные случаи.

— Лева, у тебя сколько эпизодов? — спросил Станислав, откладывая в сторону очередной убористо исписанный лист.

— Пока только три, — отозвался Гуров, похлопав по своей стопке.

— Три — это не «пока», это уже система. И у меня еще два. Между прочим, сколько вообще было человек в классе Романова?

— Все-то восемнадцать.

— Ничего себе, немного. Пять эпизодов — почти тридцать процентов.

Гуров потер лоб:

— И исключительно девочки.

После того как были проштудированы все бумаги, оформленные старательными операми, высчитанный Крячко показатель изменился. Оказалось, что пострадавших семь.

— Иными словами, из класса в восемнадцать человек, где девочек… сколько там?

— Девять персон.

— Лишь с двумя особами женского пола ничего эдакого не случилось.

— Или не зафиксировано.

— Или так. Причем одна уехала куда-то далеко, вторая тотчас после выпускного вышла замуж